расщепленный субъект
Расщепленный субъект
Различия между понятиями «человек», «индивид» и «субъект»
Для того, чтобы иметь возможность мыслить внутри любого гуманитарного знания, необходимо, в первую очередь, разобраться в фундаментальном различии, касающемся трёх основных понятий: человек, индивид и субъект. В этой триаде, пожалуй, именно понятие «человек» является наиболее широким по значению.
Как известно, наук о человеке – великое множество, и каждая из них, в сущности, является определённой системой представлений о человеке. В этом смысле, мы должны ясно отдавать себе отчёт в том, что никакого «реального» человека не существует. Существуют лишь различные точки зрения – системы представлений о человеке. Более того, весьма уместно заметить, что, когда мы говорим о человеке, то буквально весь ход наших размышлений будет подчинён той системе представлений (точке зрения), из которой мы исходим. Снова повторимся, — нет никакого человека «на самом деле». Представление о нём всегда зависит от той системы координат (дискурса), в которой мы его пытаемся помыслить.
В разных науках используются определённые понятия, которые структурируют саму систему мышления той или иной области знания. Например, в биологии и социологии закономерно используется слово «индивид» (слово «individuum» с латинского буквально означает «неделимый»), и это словоупотребление указывает на то, что в этих науках человеческое существо рассматривается с точки зрения целостной отдельной особи. Иными словами, с точки зрения биолога человек – это индивидуум, т.е. неделимое существо. В психоанализе всё обстоит радикальным образом иначе.
У Фрейда мы встречаем использование понятия «индивид», но, сквозь всю ткань текстов, убеждаемся в том, что Фрейд говорит не об индивиде в строгом смысле этого понятия, а именно о субъекте. Почему? Ответ: потому что, как мы указывали выше, слово индивид происходит из биологии, и понятие это буквально означает «неделимый». Разве можем мы представить, что в психоанализе может идти речь о неделимом существе? Разумеется, нет, — ведь вся теория Фрейда выстраивается как раз на тех положениях, которые указывают на факт расщеплённости человеческой психики, на её разнородность, отсутствие единого центра. Наряду с «индивидом», у Фрейда мы также встречаем слово «субъект», и, разумеется, «человек». Лакан, впоследствии, расставит все точки над «i», и укоренит в психоаналитическом дискурсе именно понятие субъекта.
Таким образом, понятие субъекта оказывается в самом центре всех психоаналитических размышлений. Если мы обратим внимание на латинское слово «subjectum», то оно буквально означает «подлежащее», или, как это имеет место быть в грамматике, — субъект есть то, о чём говорится. В отличие от философии, которая занимается субъектом познания (или субъектом познающим), психоанализ фокусируется вокруг субъекта желающего. Когда Фрейд в 1899 году создаёт фундаментальную книгу (которую психоаналитики зачастую именуют Библией психоанализа) под названием «Толкование сновидений», на её страницах рождается радикально новое представление о душевной жизни человеческого существа.
В этом свете, мы можем резюмировать, что, с точки зрения психоаналитической системы координат, человек – это субъект желающий. Именно этот расщеплённый субъект и является эфемерным (т.е. неконкретным, абстрактным) объектом психоанализа.
Эфемерный объект психоанализа
Итак, объект психоанализа – неконкретен и абстрактен. «В каком смысле?» — могут спросить нас. Что ж, попробуем ответить.
Во многих науках присутствует довольно-таки конкретный объект исследования. Конкретный – означает доступный непосредственному чувственному восприятию. Например, у физиолога, занимающегося изучением нервной системы, объектом может быть головной или спинной мозг. В этом случае, мы понимаем, что его объект исследования оказывается конкретен: мозг можно измерять линейкой, взвешивать на весах, смотреть на его отделы через микроскоп, а можно засунуть в томограф или в другой прибор регистрации. Физиолог может увидеть в свои приборы всё что угодно, но он никогда не увидит там мыслей, влечений, желаний, представлений, смыслов, значений, бессознательного — словом, не увидит ничего из того, что составляет душевную жизнь человека, и чем занимается психоаналитик. Точно также дело обстоит, например, в случае с этологом, который изучает поведение животных, или с психологом, который изучает результаты собственных методик и статистических данных, глядя на цифры в анкете. Этолог занимается своим делом – его интересует объективное поведение, а психолог – своим, его интересуют полученные объективные цифры. В этих случаях объект – налицо.
В психоанализе, в отличие от дисциплин с конкретными объектами, объекта как бы и нет вовсе – точнее, его место занимает субъект. Другими словами, психику не измерить, не пощупать, не взвесить, не зарегистрировать приборами, — в общем, не сделать всего того, что можно было бы совершить с физическими объектами.
Фрейд создаёт метод изучения психики под названием психоанализ, который конституируется совершенно особым образом: психика всегда познаётся в отношениях, которые структурированы как диалог.
Фрейд отказывается от научного метода наблюдения. Он понимает, что психика наблюдению недоступна. Как отмечает В.А.Мазин: «революция Фрейда в клинике заключалась в том, что он заменил осмотр на прослушивание».
Субъект отношений
Как уже говорилось ранее, объектом психоанализа является человеческий субъект. Что это означает? Кто такой человеческий субъект?
Человеческий субъект – это всегда субъект отношений. Что это означает? Это означает, что вне отношений мы вообще не можем помыслить никакого субъекта. Отношения – это поле, в котором происходит становление субъекта. В 1921 году, в работе «Массовая психология и анализ человеческого Я» Фрейд провозглашает принципиально важное психоаналитическое положение, которое заключается в том, что в душевной жизни каждого человека всегда присутствует другой. Как следует это понимать? Ответ: это следует понимать буквально. Другой – всегда рядом. Само понятие «другой» является одним из центральных в психоанализе. Нет Я без другого. Другой присутствует всегда. Фигура другого является неотъемлемым условием для конституирования субъекта.
К примеру, если я в одиночку оказываюсь на необитаемом острове, то, с точки зрения психоанализа, я всё равно не один. Почему? Потому что, к примеру, сидя на берегу, я могу поймать себя на мысли, что продолжаю вести внутренний диалог. Я мысленно сообщаю нечто – кому-то, и иногда даже получаю ответ. Внутренняя речь (точно также как речь «внешняя») всегда кому-то адресована. В этом смысле, мы никогда не говорим сами с собой, так как речь всякий раз ищет и находит свой адресат, — даже если этот адресат (Другой) мне неизвестен. Будучи неизвестным для меня, он всё равно находится в каком-то месте моей психики. Иными словами, Другой всегда рядом, — всегда со мной, даже если я об этом не ведаю.
В качестве иллюстрации для данного положения, можно обратиться к фильму Роберта Земекиса «Изгой» («Cast away») 2000 года, с Томом Хэнксом в главной роли. Когда герой оказывается на необитаемом острове, что он делает в первую очередь? К берегу приплывают обломки самолёта, потерпевшего крушение, среди которых он находит коробку с волейбольным мячом. Герой Хэнкса собственной кровью рисует на мячике глаза, нос и рот, после чего смотрит на упаковку, на которой прочитывает название фирмы: «Willson». Таким образом, он именует Уилсоном мячик, который является для него фигурой другого. На протяжении всего пребывания героя на острове, где бы он ни находился, и чем бы не был занят, он ведёт с Уилсоном непрерывный диалог. Уилсон молчит, но это не значит, что он не является собеседником. Своим молчанием, присутствием, он даёт возможность герою не сойти с ума. Неудивительно, что, к концу фильма, когда герой отправляется на плоту в плавание, и, в результате шторма, теряет Уилсона, именно эта утрата переживается как самая трагическая, что великолепно подчёркнуто Робертом Земекисом. В момент сцены, когда мячик уплывает в океан, а герой рыдает, хочется задаться вопросом: кого он утратил? С точки зрения внешнего наблюдателя, герой теряет волейбольный мячик. А с точки зрения психоаналитика? С точки зрения психоаналитика, герой утрачивает крайне близкую значимую фигуру, в отношениях с которой конституировалось его историчное существование на необитаемом острове. Уилсон – фундаментальная фигура, благодаря которой была возможна человеческая жизнь в месте, лишённом следов человеческого существования. Следы истории организуются в непрерывном диалоге с Уилсоном, функция которого заключалась вовсе не в том, чтобы давать ответы на какие-либо вопросы, а присутствовать в молчании, благодаря чему организовывалась возможность проективной идентификации героя. В этом смысле, героя, рыдая, понимает, что навсегда расстаётся не только с Уилсоном, но и теряет, тем самым, и самого себя, — того «себя» (себя как другого), который конституировался в этих отношениях.
Итак, резюмируя, можно сказать о том, что в психоанализе субъект оказывается немыслим и непредставим вне отношений. Отношения – одна из центральных психоаналитических категорий. Если в психологии, биологии и других науках говорят об автономном отдельном индивиде, то в психоанализе такое представление невозможно.
Субъект языка
Как будет неустанно подчёркивать Лакан на протяжении всего своего творчества, человеческий субъект – это существо говорящее. Говорящее не в том смысле, в каком говорят попугаи или вороны. Говорящий человек означает – подчинённый (или верноподданный) закону языка. В этом смысле, между человеком и животным разверзается непреодолимая пропасть. Стена языка экранирует нас от мира природы. Даже, когда мы говорим о природе, мы уже мыслим её в языковых категориях, или, выражаясь психоаналитически, — с природой мы сталкиваемся всегда в опосредованной символическим порядком форме. Природа предстаёт перед нами как матрица поименованных категорий, а вовсе не как чистая или непосредственная природа. В свете этих рассуждений, весьма забавными предстают размышления Жан-Жака Руссо о ностальгии по беззаботному природному существованию человека. С точки зрения психоанализа, никакого природного человека не существует. Человек становится человеком благодаря вхождению в порядок культуры, вопреки природному. Как говорит А.Ю.Юран, в человеческом измерении природа всегда обнаруживается не на своём месте.
В психоанализе происходит снятие традиционной оппозиции между природным и культурным: как только субъект обнаруживает себя в языке, путь к до-языковому не-существованию оказывается закрыт. Более того, психоаналитическая мысль разворачивается именно вокруг того положения, что никакого до-языкового существования и нет вовсе. Быть субъектом – значит быть говорящим существом, то есть принадлежать, как уже было сказано выше, символическому измерению языка. В психоанализе подчинение порядку языка совпадает со вхождением субъекта в мир культуры, через принятие Закона.
Субъект культуры
Как уже упоминалось ранее, психоанализ пропитан диалектической формой мысли. Таким образом, когда мы говорим о субъекте культуры, следует понимать, что с точки зрения психоанализа такие понятия, как «субъект» и «культура» не могут быть разведены в разные стороны, так как связаны в диалектическое единство. Другими словами, мы не можем говорить о субъекте вне культуры. Субъект всегда есть субъект культуры.
Поскольку язык выступает агентом (посредником) культуры, то мы должны понимать, что людьми (людьми — в самом что ни на есть человеческом смысле этого слова) мы не рождаемся, а становимся – вопреки природе, и, благодаря символической функции языка. Мы не рождаемся говорящими, а становимся ими, будучи прописанными тем языком (культурой), в который мы рождаемся. Если животное рождается в мир природы, то человеческий ребёнок рождается в мир культуры, в самом радикальном смысле этого слова, и именно в этом смысле между человеком и животными зияет непреодолимая пропасть.
Если вообразить себе ситуацию рождения ребёнка, то мы могли бы представить эту сцену следующим образом. Дитя появляется на свет в родильном доме, его берёт на руки акушер, совершает первый техно-акт – шлёпает малыша, чтобы тот сделал первый вдох, и издал первый крик. Все эти действия оказываются окружены речами других. Акушер говорит: «О, какой у Вас богатырь родился!», или «А носик-то как у мамы, а глазки – папины!» и т.д. Всё это указывает на крайне важную идею: ребёнок только родился, и, с точки зрения психоанализа, его как субъекта ещё нет, а о нём уже вовсю говорят другие. Тело ребёнка буквально прошивается словами, с первых секунд его появления на свет. И, даже до его рождения, родители уже придумывают для него имя (имя уже есть, а носителя имени может ещё не быть!), а в комнате стоит колыбелька с игрушками, которые уже ждут его появления. В этом свете, важно понимать, что колыбелька, которая предшествует появлению на свет малыша, является символической колыбелькой. Что это означает?
Лакан говорит нам о том, что человеческий детёныш рождается в заранее ему предуготовленную символическую купель. Под символической купелью следует понимать колыбель языка и культуры. Это означает, что, рождаясь абсолютно беспомощным, ребёнок попадает в мир, где его, буквально с первых же минут жизни, встречают другие. Уже сам биологический факт абсолютной беспомощности младенца указывает на то, что без другого он выжить не сможет. Другой – тот, кто встречает ребёнка в этом мире, ещё до того, как тот станет человеческим субъектом.
Одна из центральных психоаналитических идей заключается в том, что, появляясь на свет, мы ничего не приносим с собой в этот мир. Психика, в этом смысле, представляет собой tabula rasa, то есть чистый лист, на который с первых же секунд начинают наноситься самые разные записи, которые впоследствии образуют душевную жизнь субъекта. В этом смысле, вся психоаналитическая теория субъекта – это модель сборки психического по деталям, через историю отношений со значимыми другими.
Крайне интересной иллюстрацией для разговора о субъекте культуры является фильм, снятый в 1999 году братьями (ныне – уже сёстрами) Вачовски под названием «Матрица» («Matrix»), в котором провозглашается запредельно важная психоаналитическая формулировка: «Matrix has you», что в переводе означает «матрица владеет тобой». Культура представляет собой не что иное, как матрицу (сетку символических координат), в которой (и благодаря которой) мы становимся человеческими субъектами.
Выйти из матрицы невозможно, так как именно она конституирует нас, порабощает своим порядком. Субъект может лишь найти и обрести своё место в этой матрице. Именно на это обретение, в частности, и нацелена вся клиническая практика психоанализа. Субъект, приходящий в анализ, и задающийся вопросом: «Кто я?», произносит этот вопрос внутри матрицы языка, и именно внутри неё ему и предстоит дать самому себе ответ на этот экзистенциальный вопрос.