Отличия психоанализа от психологии, медицины и психотерапии

Отличия психоанализа от психологии, медицины и психотерапии

Отличия психоанализа от психологии

Существует одно распространённое заблуждение, о котором нам необходимо знать, и всерьёз задуматься. Итак, бытует мнение, будто психоанализ является частью психологии и/или методом психотерапии. Об этом Вам наверняка уже приходилось слышать повсеместно, и не один раз. Хочется обозначить одно фундаментальное положение, без принятия которого ни о каком понимании и продвижении в сторону психоанализа не сможет быть и речи. Это положение можно озвучить следующим образом: Психоанализ является отдельной дисциплиной, которая не имеет никакого отношения к психотерапии, и не имеет ровным счётом ничего общего с психологией.

Как часто подчёркивает В.А.Мазин, следуя за мыслью Фрейда, психоанализ находится на границах культуры, и место его – маргинальное, то есть пограничное. Психоанализ располагается в междуместии, в разрыве. Среди наиболее близких психоанализу дисциплин, пожалуй, можно назвать: литературу, лингвистику, искусство, кино, критическую теорию, философию, кибернетику, теорию медиа и другие. Как видно, в этом списке не присутствует ни медицина, ни психология, ни психотерапия. Можно также отметить, что психоанализ оказывается весьма близок такому жанру, как ведение личного дневника. На эту тему можно было бы написать большую книгу, и говорить об этом отдельно. В этой связи, хочется лишь упомянуть вскользь великолепнейший текст Фрейда 1910 года «Одно детское воспоминание Леонардо да Винчи», на страницах которого изобретается новый жанр под названием патография.

Говоря об особенностях психоанализа, хочется также подчеркнуть, что в текстах Фрейда мы почти никогда не встречаем ссылок на психологов, равно как и на других академических учёных. В тех случаях, когда Фрейд на них всё же ссылается, — мы ясно видим, что делает он это вовсе не из-за того, что ему вдруг оказалось полезным их знание. Как раз напротив: традиционный ход Фрейда всякий раз состоит в уходе от научного знания, — к знанию психоаналитическому, нацеленному на знание-в-незнании, и направленному на истину субъекта бессознательного.

Продолжая говорить на эту тему, невольно хочется задаться другим вопросом: а как вообще так могло получиться, что психоанализ вдруг стали считать частью психологии? Это видится настолько странным и невероятным, что, на эту тему, буквально напрашивается другая аналогия, которая может прояснить этот момент. Представьте себе, что Вам вдруг скажут следующее: «астрофизика является частью астрологии». Неужели Вы в это поверите? Скорее, это вызовет на Вашем лице улыбку, и заставит предположить, что автор этого высказывания, вероятно, шутник, и просто Вас разыгрывает. Либо, в худшем случае, Вы подумаете, что перед Вами просто не очень умный, мягко говоря, человек (и Вы будете совершенно правы). Разумеется, между астрофизикой и астрологией нет ничего общего, — кроме приставки «астро». Действительно, что может быть общего, например, между Павлом Глобой и Стивеном Хокингом? Они могут найти общий язык? Ответ очевиден: разумеется, нет, так как между ними нет ровным счётом ничего общего. Это – две разные системы мысли, никак друг с другом не соприкасающиеся. Ровным счётом точно также обстоит дело с психоанализом и психологией. Таким же образом, мы можем сказать, что между Фрейдом и любым психологом также нет ничего общего, и сравнивать их между собой просто невозможно. К слову, хочется также отметить, что, по законам логики, сравнивать между собой можно только подобные объекты. Различные объекты – сравнению не подлежат.

Психология представляет собой академическую науку, и поэтому зиждется она на положениях классической научности: объективность, эмпирические данные, эксперимент, статистика, верифицируемость и т.д. Психология изучает человеческую психику как объект. Психолог использует методики для изучения того или иного явления, апеллирует к среднестатистическим закономерностям и обобщённому знанию.

Очевидно, что буквально во всех положениях психоанализ радикально расходится с психологией. Психоаналитик, в отличие от психолога, не устремлён к тому, чтобы что-то знать. Главное искусство психоаналитика заключается как раз в обратном – продолжать не знать. Именно поэтому Лакан назовёт фигуру аналитика – субъект якобы знающий. Об этих моментах ещё пойдёт речь ниже.

Также, в психоанализе речи не идёт и об объекте изучения. Почему? Ответ: в психоанализе место объекта занимает субъект. В этом смысле, каждый субъект – неповторим, — и по этой причине мы не можем говорить ни о каких средних величинах, критериях, типологиях и тому подобном. В этом смысле, психоанализ, скорее, оказывается более близким квантовой физике, которая также расходится в настоящее время с положениями классической научности. Недаром, именно из квантовой физики в психоанализ перешло такое понятие, как сингулярность.

Сингулярность в психоанализе

В психоанализе мы всегда имеем дело с сингулярностью. Что это означает?

Когда мы говорим о субъекте, мы всегда подразумеваем какого-то конкретного субъекта. Это можете быть Вы, или я, или кто-то другой – не столь важно, — но в любом случае речь идёт всегда о ком-то уникальном и неповторимом. Эти уникальность и неповторимость в психоанализе называются сложным словом сингулярность. Что имеется в виду, когда мы говорим о сингулярности человеческого субъекта? В первую очередь, речь идёт о том, что душевная жизнь одного человека радикальным образом отличается от душевной жизни кого-либо другого. Данное положение оказывается весьма существенным, и приводит к тому, что мы даже не можем себе представить попытки сравнить одного человека с другим, как это часто происходит, к примеру, в психологии. Весь психоаналитический опыт свидетельствует о том, что не существует двух одинаковых людей, равно как и не существует двух одинаковых клинических случаев. В этом смысле, психоанализ всегда имеет дело с сингулярностью. Для того, чтобы убедиться в этом, нам не нужно ходить далеко. Достаточно обратить внимание на то, что, когда мы изучаем тексты Фрейда, то имеем дело с пятью большими клиническими случаями (Дора, маленький Ганс, Шребер, Человек-крыса, Человек-волк), каждый из которых представляет собой уникальный и неповторимый опыт. В этом смысле, когда мы говорим о сингулярности, мы должны понимать, что в психоанализе совершенно невозможен разговор о каких бы то ни было обобщениях, среднестатистических качествах, типологиях и других подобных им способах мыслить. В этом смысле, когда мы утверждаем, что психоанализ – это теория субъекта, то одновременно с этим подразумеваем, что психоанализ – это, в сущности, про каждого из нас.

Отличия психоанализа от медицинского дискурса

Фрейд недвусмысленно говорил о том, что между психоанализом и медициной разверзается концептуальная и этическая пропасть. Более того, он даже утверждал, что медицинское образование, скорее, будет только мешать психоаналитику, и, возможно, даже мешать ему мыслить психоаналитически. Это видится совершенно справедливым, ведь врачи всегда представляют из себя экспертов, а психоаналитики, — по выражению Фрейда, — всегда дилетанты, в совершенно особом смысле.

Мы уже говорили о том, на каких понятиях строится медицинский дискурс: больной, здоровый, врач, норма, лечение. В медицинских координатах человек, приходящий к врачу, автоматически означается как больной. Больной обращается к врачу по поводу своего страдания с запросом: «Помогите мне, ведь Вы специалист, и поэтому Вы знаете что со мной не так, и как избавить меня от страдания». Таким образом, мы понимаем, какова функция врача. Врач – это специалист. Специалист – это тот, кто знает как. Врач – фигура, которому принадлежит знание о том, как избавить от страданий. Выражаясь психоаналитически, врач – Знающий, или фигура Знающего. Таким образом, если, к примеру, у меня болит зуб, и я обращаюсь к врачу, то я, прежде всего, обращаюсь к нему потому, что уверен в том, что он знает, как его вылечить, т.е. привести болезнь в состояние нормы. Понятие нормы – ещё одно понятие, на котором строится медицинский дискурс. Вся врачебная практика базируется на лечении как процедуре приведения из состояния болезни или патологии к состоянию нормы. У врачей есть больные, а есть здоровые – на этой первичной качественной классификации и базируется медицина.

В психоанализе нет ни больных, ни здоровых. Почему? Ответ: потому что нет понятия нормы, благодаря которому могла бы существовать оппозиция больной/здоровый. К примеру, уже в 1901 году, в работе «Психопатология обыденной жизни», Фрейд совершает разрушение привычной оппозиции норма/патология, говоря о том, что в душевной жизни различия между так называемой нормой и так называемой патологией являются не качественными, а лишь количественными, и «все мы немного нервозны». В тексте «К вопросу о дилетантском анализе» он пишет чёрным по белому о том, что в психоанализе больные – не совсем больные, а врачи – не совсем врачи. Психоанализ полностью уходит из медицинских координат, рождая совершенно новую форму отношений между людьми, которой не существовало ранее, и поэтому её невозможно свести к чему-то уже известному. Если нет больных, нет здоровых, и нет врачей, то, соответственно, в психоанализе не идёт речи и о лечении в его традиционном терапевтическом смысле. Психоанализ – никакое не лечение. Как скажет впоследствии Лакан: «психоанализ – это этика».

Отличия психоанализа от психотерапии

Фрейд не скрывал своего опасения, и открыто говорил о том, что меньше всего ему бы хотелось, чтобы психоанализ постигла судьба, в которой ему будет отведено место на страницах учебника, в какой-нибудь главе под названием «терапия». Фрейд неустанно подчёркивал, что психоанализ – нечто большее, и нечто совсем другое, нежели то, что из него стараются сделать. Психоанализ, — говорит нам Фрейд, — это Sui Generis, — т.е. нечто уникальное и своеобразное. Он не призван обслуживать чьи-то властные или корыстные интересы, — вне зависимости от того, будут ли это интересы государственные, социальные, врачебные, нормативные и т.д. Таким образом, психоанализ радикально противоположен любым господствующим и дисциплинарным формам отношения к человеку.

В этом свете, уместно взглянуть на то, что в дискурсе психотерапии отношения выстраиваются на таких понятиях, как: клиент, запрос, исцеление, адаптация, коррекция, психопрофилактика, норма и т.д. Другими словами, психолог и/или психотерапевт занимает позицию исполнителя заказа со стороны клиента. Психотерапия строится исходя из капиталистических и маркетинговых координат. Клиент – тот, кто обращается с запросом к психотерапевту, и платит ему установленную прейскурантом сумму. Психотерапевт автоматически становится в позицию исполнителя по отношению к заказчику (клиенту) – он обязуется выполнить заказ. Таким образом, запрос уже регламентирует ход дальнейших действий со стороны психотерапевта. Исполнитель заказа ориентируется на запрос клиента. «Нужно избавить от страданий и убрать симптом? Пожалуйста, любой каприз за Ваши деньги». Психотерапия направлена на избавление от симптома. Психотерапевт – тот, кто оказывает услугу своему клиенту. В этом смысле, очевидно, что основания, на которых базируется психотерапия, мало чем отличаются от оснований сферы услуг. Структурно и этически, психотерапия оказывается частью сферы услуг, — наряду с юриспруденцией, индустрией развлечений, платной медициной, и тому подобным.

В психоанализе всё обстоит радикальным образом иначе. Психоаналитик не оказывает никакой услуги (в логике заказчик/исполнитель), и именно поэтому в психоаналитическом дискурсе никогда не используются такие понятия, как «запрос», «клиент» и т.п. Если в психотерапии речь идёт о клиенте, то в психоанализе субъект, приходящий в психоаналитический кабинет именуется другим словом – анализант. По аналогии с такими словами, как: «музыкант», «квартирант», «дипломант», — понятие «анализант» указывает на активную позицию. Другими словами, анализант – это тот, кто проводит анализ. На этом и строится вся клиническая практика: анализант – анализирует, а психоаналитик – занимает такую позицию, которая способствует продвижению анализа. Быть субъектом якобы знающим – и есть, своего рода, кредо психоаналитика. Субъект якобы знающий – тот, кому предположительно (исходя из веры того, кто пришёл в анализ) принадлежит истина о бессознательном (не)знании анализанта. В этой позиции, аналитик является условием продвижения анализа, и пред(о)ставляет, таким образом, место объекта желания анализанта.

Продолжая тему различия психоанализа от психотерапии, весьма уместно задаться вопросом: как вообще можно сформулировать так называемый «запрос», если, входя в кабинет, субъект зачастую полностью перестаёт понимать, зачем же он пришёл? Ведь он является субъектом, расщеплённым на знание и незнание о самом себе. Как он может сообщить о том, чего ещё не знает? Что, если субъект пришёл как раз с целью узнать, от чего же он страдает? В этом свете, как подчёркивает В.А.Мазин, психоаналитик не имеет никакого (прежде всего, морального) права принимать решение за чью-либо жизнь. Психоаналитик не знает, как именно будет лучше для данного неповторимого человека, со всей уникальной историей его жизни. Он не вправе также брать и ответственность за страдание, наслаждение и выбор субъекта. В этом смысле, психоаналитик не может занимать место знающего. Психоаналитик – это всегда субъект якобы знающий.

Если говорить кратко, то психоанализ призван организовать особое пространство, в котором, в виду особой формы отношений между аналитиком и анализантом, станет возможна встреча субъекта с истиной собственного бессознательного Желания. Из этого положения и проистекает вся этическая плоскость дисциплины под названием психоанализ. Как известно, встретиться со своими желаниями, о которых субъект не ведает, оказывается зачастую весьма травматическим опытом. Психоанализ – травматичен. Не спроста режиссёр Дэвид Кроненберг назовёт свой фильм 2011 года – «Опасный метод». Психоанализ неизбежно оказывается опасным, так как имеет дело с человеческим желанием, всегда завязанном на любви.

Также, хочется отметить, что психоанализ никого не адаптирует. Во-первых, сам вопрос так называемой адаптации является дисциплинарно-нормативным, и поэтому оказывается далёк от психоанализа как этической дисциплины. К тому же, если речь идёт об адаптации к так называемой реальности (как это обычно имеет место быть в медицине и психотерапии), то для психоанализа этот вопрос изначально невозможен. Почему? Ответ: потому что психоанализ имеет дело с психической реальностью субъекта. К тому же, само понятие адаптации оказывается близким логике дрессировщиков животных, а отнюдь не тех, кто занимается человеческими отношениями.

Последнее, что необходимо сказать, заключается в том, что психоанализ выписан из рекламно-маркетинговой системы отношений. Он не занимается обслуживанием государственного аппарата, не помогает он и выполнению социального заказа (адаптировать людей к реальности, например). Психоанализ всегда остаётся на стороне субъекта и его Желания. В этом и заключена его неудобность со стороны государства и любых других директивно-властных институций. И в этом – его революционность, и, пожалуй, даже субверсивность (т.е. подрывной статус)